В 1826 г. Роберт Оуэн провозгласил в «Декларации умственной независимости», что самое негативное влияние на характер человека оказывают частная собственность, религия и брак, а потому их следует ликвидировать. В частности, разделение собственности «привело к расцвету всех пороков нищеты и богатства, одновременно существующих у людей; прилежные терпят лишения, а праздные изнемогают под гнетом роскоши». Он до конца жизни сохранил веру в то, что если внедрят его «рациональную систему», а детей будут учить «усваивать новые чувства и новые привычки», на свете не останется «бесполезной частной собственности». Он стремился «слить все индивидуальное в единое общественное». Именно в это время было придумано слово «социалист», впервые появившееся в печати в Лондоне в Cooperative Magazine в 1827 году. (Gregory Clayes, ed., Selected Works of Robert Owen, 4 vols. (London: William Pickering, 1993)
Без уважения к институту частной собственности общество неизбежно «дойдет» до рабства, ибо, обратное и есть рабство. Ежедневно множество людей что-то производят, изготавливают детали, вырезают из дерева, собирают ягоды, собирают очередной айфон или запускают ракеты. Все эти люди жертвуют своим временем (из которого состоит и жизнь), чтобы получить в итоге материальный или нематериальный объект. Пренебрежение к этому объекту – есть пренебрежение к человеческому времени, а в итоге, и к жизни. Так, право частной собственности переходит в право на жизнь, в фундаментальное право. Как справедливо отметил в XVIII веке один виргинец (Артур Ли): «Право собственности – страж всякого другого права; отнять его у людей означает отнять их свободу». Договоренности теряют свой всякий смысл, коли государство перестает защищать право собственности всех субъектов. Человек не будет заинтересован в развитии своего дела, если он не будет уверен в защите своей собственности.
Право частной собственности это не только о какой-то сиюминутной гарантии защиты на домик в деревне. Это гарантия того, что пройдут сотни лет, а домик в деревне не будет «изъят».
Конституционный суд однозначно причисляет право частной собственности к неотчуждаемым правам человека. Ярко этот тезис продемонстрирован в Определении Конституционного суда Российской Федерации от 10 марта 2016 года № 443-О.
Также отсылка к неотчуждаемым правам человека активно используется Конституционным Судом Российской Федерации при рассмотрении дел на соответствие узкоотраслевых норм гражданского, гражданско-процессуального и арбитражно-процессуального законодательства. Но чаще всего данные отсылки носят либо усиливающий характер, либо подчеркиванием важности права на судебную защиту, либо же защиту права частной собственности (в том числе интеллектуальной собственности)[1]. Во многих актах Конституционного суда Российской Федерации, связанных с защитой частной собственности, есть отсылка именно к конституционно-правовому принципу неотчуждаемых прав человека. Безусловно, отсутствие подобной отсылки существенно не «ослабит» акт, однако, таким образом появляется обоснование того, почему защита того или иного права человека важно. Также важен вопрос, допускается ли ограничение определенного права человека. Именно для ответа на него и требуется понимание, является ли оно неотчуждаемым. Да возрадуются материалисты! Именно на примере этого права можно наглядно показать, можно ли отчуждать или нет.
Недавно я наткнулся на статью John O. Nelson из университета Колорадо (США). На нескольких страницах идут риторические бои по вопросу о том, как можно говорить об отчуждаемости права, если любое право можно отчуждать? Согласен, некрасиво отвечать человеку не в том журнале, да и не на его языке. С другой стороны, пусть заведет себе свой сайт и пишет о чем угодно. А если серьезно, то достоверных его контактных данных мне найти не удалось.
Право является неотчуждаемым, поскольку неотчуждаемое право отображает наше естественное состояние (Отсюда и разница перечня неотчуждаемых прав. У каждого общества свое естественное состояние) или же неотчуждаемое право дано нам Богом (если вы, читатель, верующий). В любом случае конструкция актуальна в обоих случаях.
Если право от нашей природы, то как оно может быть ограничено? А если оно дано нам Богом, то как мы можем быть его лишены? Может показаться, что право де-юре и де-факто находится за пределами наших полномочий отказаться. Но если термин «природа» вообще должен иметь какой-либо эмпирически определенный смысл, это означает, что право должно принадлежать нам так, как нам принадлежит наше сердце или как мы «принадлежим» закону всемирного тяготения. Только тогда его неотъемлемость будет исходить из природы. Допускаю, что есть индивиды, которые психологически не в состоянии отказаться от того или иного права, но это все еще не делает его неотчуждаемым. Такова позиция John O. Nelson к неотчуждаемым правам. Но подобное редуцирование меня удивило. Естественное состояние (в контексте прав человека) не есть состояние, когда человек не может иначе. Это скорее о том, что в клетке тоже можно жить, но мы вполне уверенно можем заявить, что большинству это не понравится.
Однако верно ли вообще противопоставлять право неотчуждаемое (естественное) и позитивное? Неотчуждаемые права — не перечень или список, который выбит на камне/скрижалях. Меняется общество, меняются понятия морали и этики. Когда-то было вполне логичным иметь в собственности раба. Сейчас нам это кажется дикостью (я надеюсь). Позитивное право — эманация естественного права. Это необходимое условие соблюдения естественного права, ибо, естественное право само по себе не допускает, например, принуждение. Это можно найти еще у Фомы Аквинского.
Нельзя сводить право собственности и к «экономической теории». Попытки ограничить право собственности лица отчетливо прослеживаются уже в первом десятилетии двадцатого века. Вот, например, из речи Теодора Рузвельта в 1910 году:
«Мы стоим перед новыми концепциями отношений собственности к благосостоянию людей главным образом потому, что некоторые защитники приоритетности прав собственности над правами людей слишком далеко зашли в своих притязаниях. Человек, который ошибочно полагает все права человека вторичными по отношению к его прибыли, должен уступить дорогу стороннику благосостояния людей, который справедливо должен подчинить собственнические интересы праву общества регулировать использование богатства в соответствии с требованиями общественного благосостояния» |Theodore Roosevelt, The New Nationalism (1910; reprint; Englewood Cliffs, N.J.: Prentice-Hall, 1961), 33|
Не буду снизу кричать на великую фигуру Теодора, а столкну их с Айн Рэнд.
«Без права на собственность никакие другие права не имеют смысла. Так как человек должен поддерживать собственную жизнь собственными силами, если он не имеет прав на продукт собственных усилий, лишается возможности делать это (авт. отсылка к фундаментальному праву на жизнь). Человек, который производит то, что принадлежит затем другим, является рабом. Учтите, что право на собственность — это право на деятельность, как и все остальные права: это не право на объект, а право на деятельность и на ее следствия в виде произведенного или заработанного объекта. Это не гарантия того, что человек обязательно заработает любу собственность, а лишь гарантия того, что человек будет иметь все, что заработает. Концепция индивидуальных прав настолько нова (авт. данная цитата взята из эссе Айн Рэнд, которая написано в 1963 году) в человеческой истории, что большинство людей до сегодняшнего дня не осознали ее полностью».
Если государство заявило, что оно социальное, то повод ли это ограничить право собственности? И за чей счет оно становится социальным? Выбор между условными «Теодором Рузвельтом» и «Айн Рэнд» идет до сих пор во многих странах.
И последнее. Был участником диспута, где мне был заявлен тезис о том, что развитие шеринговой экономики неизбежно затронет право собственности. Считаю важным ответить помимо артикуляции и текстуально. Разберем на конкретном примере. Возьмем каршеринг. Есть у нас 100 граждан, которым принадлежит 100 автомобилей. Но если они решают отказаться от личного автомобиля в пользу каршеринга, то эти 100 машин не исчезают. Мы их переносим в каршеринговую компанию. Эти автомобили в собственности теперь у юридического лица (которое принадлежит в итоге физическим лицам). Эта компания периодически передает свои машины разным гражданам. Но влияет ли это как-то на положение статуса права собственности в рамках отдельно взятого государства? Сомневаюсь. Ключевой контраргумент заключается в следующем, — невозможно шерить то, что никому не принадлежит. Количество собственников объектов не уменьшится. В нормальных условиях мы получим пространство, где кто-то покупает 100 машин и периодически передает их другим, кто-то покупает 100 самокатов и то же действие. И так бесконечно. Это и есть рынок.
Право выше закона.
Скомпоновал и немного добавил от себя — правовед Мирза Чирагов.
[1] Постановление Конституционного суда Российской Федерации от 12 октября 2015 № 25-П по делу о проверке конституционности пункта 5 части 1 статьи 150 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации.