Omnia citra mortem
Исследований на тему естественных прав человека и неотчуждаемых прав человека (далее по тексту – «права человека» авт.) довольно много. Академическое и информационное поле пестрит упоминаниями прав человека. Научное сообщество пытается найти истоки прав человека, позитивисты изучают материальные документы, а большинство СМИ продолжают употреблять словосочетание «права человека» в качестве междометия. В итоге мы оказались в ситуации, когда все как будто знают, что такое права человека, но по сути и не знают. Хармс одобрительно бы улыбнулся.
Современное понимание естественного права существенно отличается от трактовок предшествующих эпох. По сравнению с периодом антифеодальных революций коренным образом изменились прежде всего взгляды на человека как носителя естественных прав. В противоположность доктринам прошлого, основанным на представлениях об изолированном, обособленном индивиде, философия и правоведение XX в. рассматривают человека с точки зрения его социальных определений, как участника многообразных общественных связей. В перечень естественных прав соответственно включают не только неотъемлемые права личности, призванные гарантировать ее независимость от государственной власти, но и социально-экономические права человека – свободу объединения в политические партии и общественные союзы, права социальных общностей (например, право наций на самоопределение, право народа устанавливать конституцию государства и т.п.). Новейшие естественно-правовые учения смыкаются с теориями социального государства и плюралистической демократии.
С этим связана и другая особенность современных концепций. Естественное право в них больше не рассматривается как совокупность незыблемых, раз и навсегда установленных разумом предписаний. Метафизическим и априорным доктринам эпохи Просвещения противопоставляют идеи «естественного права с изменяющимся содержанием» (термин введен в оборот немецким юристом Р. Штаммлером, авт.), принципы исторически развивающегося правосознания, нравственные и духовные ценности конкретного общества или народа. Естественно-правовые воззрения в современной юриспруденции, иначе говоря, сочетаются с историческим и социологическим изучением правовых идеалов. Совокупность различных обстоятельств привело нас к тому, что однозначно перечислить права человека практически не представляется возможным. Безусловно, мы можем акцентировать внимание на критериях, на истоках, на поколениях (волнах) прав. Но в рамках данного формата писать в таком ракурсе мне не представляется возможным. Да и тщеславно хочет верить, что удастся породниться боковой линией родства с талантом.
Как обоснованно считала Айн Рэнд, множество разветвлений прав человека, вычленение все новых и новых, неизбежно приводят к «инфляции» прав человека. Действительно, если мы рассмотрим права человека нового поколения, то обнаружим, что в большинстве случаев легко под черепицей крыши дойти до фундамента.
В литературе начала XX в. такой подход именовали «возрожденным естественным правом», понимая под ним возрождение на новой методологической̆ основе традиций рационалистического обоснования права, которые были прерваны во второй половине прошлого столетия развитием юридического позитивизма и формально-догматической юриспруденции. К настоящему времени этот термин вышел из употребления.
Современные теории естественного права получили наибольшее распространение в середине столетия. Интерес к ним во многом был обусловлен стремлением демократических кругов покончить с практикой авторитарных режимов на европейском континенте. Естественно-правовые концепции того времени сыграли видную роль в дискредитации фашизма, в утверждении общечеловеческих ценностей и норм международного права как основы современной демократии.
Политики и юристы, аргументируя свои позиции по правам человека, предпочитали ссылаться на международные пакты и во многих странах утратили интерес к теории естественных прав личности. «Эта индивидуалистическая философия естественного права повсюду изжила себя и не встречает больше сочувствия у законодателей и влиятельных мыслителей»1, – писал в 1972 г. французский социолог Р. Арон. Примерно в это же время В. Майхофер и А. Кауфман, крупнейшие представители естественно-правовой школы в немецкой юриспруденции, выступили с заявлениями о бесперспективности дальнейших теоретических исследований естественного права.
В 80-е гг. идеи естественного права продолжали разрабатывать католические философы (Дж. Финнис), последователи религиозного персонализма.
Перечень неотчуждаемых прав и свобод исторически изменчив. Например, Д. Локк к таким правам относил право на жизнь, владение имуществом, свободу и равенство; Б. Спиноза вел речь о праве на существование и деятельность, на свободу совести и мысли. Действующая российская Конституция вслед за современными европейскими конституциями существенно расширила перечень неотчуждаемых прав, отнеся к ним право на жизнь, на свободу, на охрану достоинства, на равенство, свободу совести, вероисповедания, свободу мысли и слова, право на защиту своих прав и др. Благодаря данному историческому наследию право на жизнь является тем правом, которое крайне редко вызывает споры относительно того, отчуждаемое ли оно, должно ли оно находится в том или ином (очередном) предложенном «списке» или «перечне».
В современных условиях нормы естественного права наиболее полно отражены в нормах международного права. Чем демократичнее и стабильнее общественно-политический строй государства, тем ближе его позитивное право к положениям естественного права. Однако равенства между ними никогда не будет. Это восход, к которому надо следовать.
Вечное и незыблемое – естественное право существует независимо от уровня развития человечества, право которого (позитивное право) может соответствовать или не соответствовать ему. Естественное право представляет собой абсолютный масштаб, эталон права. В нём заключено то, что называется вечными ценностями права. К этой области принадлежат неотчуждаемые и врожденные права человека.
Если спросить у рядового жителя страны: «Какие естественные права человека вы знаете?», убежден, что уверенное большинство назовет право на жизнь. И будут правы, ибо, право на жизнь обладает нулевой оспоримостью в качестве прав человека. Но было ли у нас право на жизнь всегда? Что оно означает? И есть ли оно вообще сейчас? На эти вопросы я и попытаюсь ответить. Оговорюсь, что ответы мои будут строиться вокруг позитивистского подхода.
Говоря о закреплении права на жизнь, для меня с хронологической точки зрения важным является Декларация независимости США (далее – Декларация). Именно в Декларации независимости США мы находим естественную форму выражения эпохи Просвещения следующее предложение: «Мы исходим из той самоочевидной истины, что все люди созданы равными и наделены их Творцом определенными неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью»[1](«We hold these Truths to be self-evident, that all Men are created equal, that they are endowed by their Creator with certain unalienable Rights, that among these are Life, Liberty and the Pursuit of Happiness»). Важно подчеркнуть, конструкция «исходим из той самоочевидной истины» не просто слова. Подобная формулировка указывает на то, что отцы-основатели не считали себя теми, кто изобретает какие-либо права, а лишь теми, кто обозначает самоочевидное. Исходя из этой логики, которая, кстати, вполне перекликалась с политической философией своего времени, наличие или отсутствие закрепления права на жизнь в Декларации никоем образом не влияет на него.
Но действительно ли это так? Ведь только тогда мы можем требовать соблюдения права на жизнь, когда нам государство его гарантировало. По крайней мере формально. Такая позиция нам необходима для понимания того, что гарантия государством права на жизнь не означает, что «государство не будет убивать человека». Корректным будет следующая формулировка: «Государство сделает все возможное, чтобы человек жил». Смертная казнь, — как вид покушения на жизнь человека, также является важной проблемой. Возможно, мой взгляд покажется несколько радикальным, но именно здесь начинается разделительная линия между государством и гоббсовским Левиафаном.
Наличие смертной казни подразумевает «обладание» государством человека. Жизнь принадлежит не индивиду, а власти. Подобное скорее характерно для абсолютной монархии (по крайней мере при абсолютной монархии прослеживается логика). Человек превращается из гражданина в подданного в этимологическом контексте, жизнь подданного принадлежит монарху, как носителю абсолютной власти. Соответственно, он, как носитель абсолютной власти, допускает, что может эту самую жизнь при желании отнять. Монарху важна власть над телом. До эпохи Просвещения подобная власть распространялась и на душу посредством жесточайших пыток, которые имели свой целью не только доставить «пациенту» (авт. определение Фуко) страдания, но и унизить его.
Возвращаясь к закреплению права на жизнь и к концепции «Государство должно делать все, чтобы право на жизнь никоем образом не нарушалось», отмечу, что я буду рассматривать в ключе реальной конституции (Основного закона). К сожалению, одно лишь формальное закрепление государством права на жизнь не означает его соблюдения.
Таким образом, право на жизнь — это целый ряд действий (как активных, так и пассивных) государства, которые направлены на соблюдения этого права. Проще говоря, это создание условий, чтобы человек мог без опасений ходить по окраинам города, переходить дорогу, получать качественное здравоохранение. Отдельный гражданин нам не обещал и не гарантировал, что будет соблюдать наше право на жизнь. Как бы страшно это не звучало, он нам ничего не должен. Он должен посреднику – государству. Отдельный человек будет подчиняться лишь государству, так как только у последнего есть принимаемый нами изначально инструмент принуждения.
[1]Соединенные Штаты Америки: Конституция и законодательство. Под ред. О.А.Жидкова. Перевод О.А.Жидкова. М.: Прогресс, Универс, 1993.